Зеркала

День города Илай и Джоэл встречают на разных концах страны.
Они созваниваются по скайпу: если использовать параллельный монтаж, получится почти что зеркало. В левой части экрана Илай в белой рубашке, он размахивает руками и ослепительно улыбается. В правой части Джоэл в серой кофте, он водит руками по столу и едва становится целым с веб-камерой, до того важно ему приблизиться, высказаться, донести мысль. У них одинаковые прически и макбуки, одинаковые крашеные стены за спиной.

Город празднует: воздушные шарики в руках у детей, венки на головах подростков, фотоаппараты на шеях у взрослых. Джоэл мог бы быть одним из них, но он уехал за город снимать влюбленных.
Что ему делать в городе, из которого уехал Илай.

Илай на побережье. Ветер здесь сильнее, чем в городе, людей меньше — не сезон. Рестораны полупустые, выбрать лучший и устроить там чужую свадьбу — совсем не проблема.
Можно было бы веселиться и самому, ну же, Илай, он уговаривает себя, взбодрись. Когда-то все это было упоительно до дрожи, сейчас — пусто.
Без Джоэла пусто.

Они говорят так громко, что их слышит весь квартал — два квартала, если точнее. Илай зовет Джоэла в кино по приезде, Джоэл соглашается. Они ходят в кино вдвоем, только вдвоем, во всем зале они одни, весь зал в их распоряжении.
Ну и кино, да.
Краем глаза они смотрят кино.

Илай захлопывает макбук первым — сильно, едва не сломав. Хотел бы разбить его об стену — но предпочитает не сублимировать, техника ему еще понадобится, а вот Джоэла не мешало бы пару раз приложить лицом об стол.
Джоэл обижен не меньше: он закрывает окно скайпа и продолжает обрабатывать фотографии. Он же не король истерик. Он рационален до мозга костей.
Джоэл на отвечает на следующие четыре звонка Илая в скайпе, игнорирует смс и пищание вотсапа. Он так рационален, что добавляет Илая в черный список.
Это была какая-то мелочь: Илай не согласился, Джоэл попытался настоять на своем, слово за слово... Никто не любит уступать.
*
Рождество Илай и Джоэл встречают на разных континентах.
Они созваниваются по скайпу, смеются и поднимают бокалы в честь друг друга. У Илая настолько идеальная прическа, что Джоэл боится представить, сколько на ее создание ушло времени; у самого Джоэла в волосах мишура и серпантин. Они зеркально улыбаются и смеются.

Они могли бы встретить Рождество вместе: в Мексике, в Ницце, в Риме. Они могли бы пить шампанское на брудершафт, Джоэл мог бы целовать Илая в сладкие на вкус губы, Илай мог бы взять Джоэла за руку и лично вручить ему подарок.
Каждый из них, видя в окне скайпа лицо собеседника, переживает это потенциальное будущее, не ставшее настоящим. Они смеются еще громче, потому что ничего не произошло, они разминулись, они взяли разные билеты, они улетели в разные стороны.
Они разные.

Илай шлет воздушный поцелуй вебкамере, и экран темнеет.
Джоэл растерянно сидит перед макбуком и думает, что все могло бы быть совершенно иначе.
*
Рождество Илай и Джоэл встречают вместе.
Илай постит селфи с Джоэлом в инстаграм, меняет аватарку в фейсбуке и не отвечает на смс. Джоэл расстегивает три верхние пуговицы на рубашке Илая и фотографирует его. Зачем ты притащил фотоаппарат, смеется Илай.
Я люблю делать снимки, мягко улыбается Джоэл.
Я люблю тебя, добавляет Джоэл.

Они оставляют на столе молоко, печенье, фотоаппарат и айфон. Теперь за ними нельзя вернуться до самого утра, иначе есть риск спугнуть Санту.
Впрочем, им есть, чем заняться.

Ни одна ночь не бывает долгой.
Ни одна, кроме рождественской.

@темы: Рихито-сама, ангелы - всегда босые...

---

Окна зашторены; краска на стенах бледная, как Илай. За окнами темно, свет в квартире не горит, только телевизор ярко демонстрирует движущиеся картинки. Илай сопереживает: он сжимает ладони в кулаки, потрясает кистями рук в воздухе, сквозь зубы бормочет что-то несвязное, грубое.
Титры заполняют слишком большую комнату мелодией, тянущейся, с надрывом, с надломом. Белые строчки букв плывут вверх.
Илай продолжает смотреть на экран, когда он не показывает ничего.
Илай ждет.

Джоэл приходит непозволительно поздно, даже с учетом того, что Илай сам посоветовал ему идти. Там было шумно, весело и резко — вечер Илая прошел куда спокойнее. Он слишком любит свою работу, чтобы изменять ей с вульгарной пьянкой.
Темно до дурноты; Джоэл пытается нащупать выключатель, но его пальцы натыкаются на Илая. Какое-то время ему нужно, чтобы осознать: это теплое, знакомое наощупь, гораздо мягче стены — Илай. Не гардероб, не дверь, не асфальт. Не Сэм, не Гордон и даже не Тика.
Осознание постепенно приходит: его ждали. Джоэл пьяно хихикает и лезет пальцами под рубашку Илая. Тот брезгливо отстраняется, в результате чего Джоэлу немалых сил стоит удержать равновесие. Он кладет Илаю на плечо руку и сильно надавливает, заставляя сесть. Джоэл любит смотреть на Илая сверху вниз; он всегда так делает, это нормальное для него состояние, и все-таки полголовы — это ничтожно малое превосходство.
Джоэл хочет превосходить Илая во всем, а Илай позволяет ему это.

Утро не приносит света, но щедро делится холодом, промозглым и острым по ощущениям. Джоэл утыкается лицом в бок Илаю, почти сложившись для этого пополам.
Джоэл — ломаная линия.
Илай обнимает его под теплым одеялом.

Утро не приносит света, но свет рождает утро.

@темы: Рихито-сама, ангелы - всегда босые...

---

painkiller

Микадо просыпается и читает логи чата.
Он видит личные сообщения от Масаоми, качает головой и отвечает:
приходи ко мне завтра

Микадо отправляет сообщения еще одному собеседнику в привате:
а может быть, не обязательно возвращаться назад
можно ведь создать новое
лучшее новое

Масаоми и Анри подходят одновременно, пугаются друг друга и почти сбегают. Микадо улыбается и терпеливо ждет. Он ждал так долго, что ему несложно подождать еще.
Жаркий воздух конца августа напоен сладковатым ароматом жимолости и нагретого асфальта. Дух города заполняет собой всю коробку существования до самого неба. Микадо вдыхает город, впуская его в себя.

Микадо: бродяжничать дни напролет и прятаться в тени Икефукуро; натягивать на голову синий платок с акульим оскалом и держать спину прямо; разбирать себя на части перед сном, как конструктор Лего, и собирать обратно каждое утро.
Масаоми: прятаться в комнате и в ладонях Саки; менять города и возвращаться в тень Икефукуро; засыпать, упираясь в холодные стекла электричек, и просыпаться по другую сторону луны.
Анри: встречать на улицах людей из прошлого и бегать от людей из настоящего; жить в двух шагах от темных точек в глазах и невозможности дышать, но не бросать Икефукуро; засыпать в одиночестве и просыпаться пустотой.
---
Микадо: проснуться и больше не исчезать.
Масаоми: проснуться и больше не исчезать.
Анри: проснуться и больше не исчезать.

Микадо больше не хочет переводить время на год назад.
Микадо больше не хочет воссоздать мир, куда можно вернуться.

Микадо каждую секунду создает новый мир.

@темы: Drrr!!, ангелы - всегда босые..., Рихито-сама

---

Сначала этот текст был очень болезненным, а потом.
Однажды утром этот текст проснулся и обнаружил, что превратился в гигантское насекомое по имени «не умирай».
Маленькое воскрешение Лазаря, говоря фигурально.

Название: Кот в мешке
Автор: Микадо Сартр
Фандом: Durarara!!
Размер: мини, 1008 слов
Персонажи: Изая Орихара, Микадо Рюгамине, Селти Стурлусон, Шинра Кишитани
Категория: слеш джен
Жанр: ангст, драма, флафф
Рейтинг: PG
Краткое содержание: на этот раз Микадо не даст Изае умереть.
Примечание: АУ к девятому тому: «Амфисбена» схватила Изаю и Червь подожгла мешок.

текст

@темы: обсессивно-компульсивное расстройство, ангелы - всегда босые..., Рихито-сама, Drrr!!

---

мы почти Легион, но еще похлеще да посмелей, мы — это сотни парабол, ржавых дурных мостов, порванных книжек, погашенных фонарей.
сколько же нас таких неприкаянных Антигон, отчаянных, отболевших, свернувших шеи ворон?

жатва гниет на полях, жнецы — на церковном дворе, царская дочь гниет с братом, его разделяя сон, вместо браслета запястье учтиво клюет стилет, имя фортуны выдолблено на сердце и на ребре, на небе бормочут о море да о мирских делах.
а где-то — Цербер воет в ночной тиши, по ком-то — кричат в истерике, плачут колокола,
чума — что званый гость на больших пирах, съедает все и ночь напролет целуется и поет, набатом — песни, а поцелуи — струпьями на губах,
к утру в бокалах плещется бывший лед, и на губах гостей поцелуи что сладкий мед.

мы Антигоны, нас много и мы везде, мы роем землю, земной преступив закон, мы стали старше, мы поняли суть вещей,

мы изменились, своих не сменив имен,
и прах наш с братским прахом погребен.

@темы: возьми на кухне нож, разрежь меня на части, Рихито-сама

---

Название: Орхидея
Автор: Микадо Сартр
Фандом: Durarara!!
Размер: мини, 1276 слов
Персонажи: Ран Изуми, Изая Орихара
Категория: джен
Жанр: драма, флафф
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Солнце на небе все в следах от въевшихся ожогов; совсем как Ран Изуми.
Предупреждение: спойлер
Примечание: таймлайн: после окончания 8 тома ранобе;
Ран (蘭) по-японски означает «орхидея».

текст

@темы: ангелы - всегда босые..., Рихито-сама, Drrr!!

---

Я — это целое кладбище нереализованный планов и неиспользованных возможностей.
Один из моих промахов — неотправленные письма.

Пока я был в Европе, мне очень хотелось отправить эти прекрасные открыточки с красивыми видами потасканных достопримечательностей. Но в этом году все было слишком быстро, мы нигде не жили дольше дня, поэтому времени на почту совсем не оставалось, успеть бы до гостиницы добежать.
Тем не менее, у меня остался ворох коротеньких стихотвореньиц, которые я планировал с помощью волшебства отправить нескольким людям.

Так как этого уже никогда не случится, то вот просто некоторые стихотворения вместе с адресатами.

Исаия
Ты вырос резко: с пророка и до божка,
В единый миг поднялся повыше стен.
Так душно летом, даже гудит башка,
Спина горит, как будто обожжена,
А фотки с отпуска — словно бы post mortem.

В твоих глазах — бессчетные строчки цифр,
А в пальцы въелись вереницы букв,
А в каждой песне — какой-то особый шифр,
И ты однажды все-таки убежишь
Туда, где холод — твой йотунхеймский друг.

Сбежишь тогда, как кончишь свою войну,
Когда искупишь каждый чужой грешок.
Тогда ты сядешь с девой на лошадиный круп,
Тогда валькирия затрубит в трубу.
...Во льдах Вальхаллы новый пророк-божок.
*
Тини
Кевин почти счастливый; он взял иголку,
Губ уголки прилежно пришил к ушам
И сами губы заштопал — и с чувством, и с толком —
Негоже их рваными оставлять надолго,
А то ведь могут и расползтись по швам.

Кевин почти счастливый: он поджигает
Дома из спичек, и все любуется, как горит.
Он весь составлен из злых привычек
И всех в эфире подряд величит —
И лишь с Диего он говорит.
*
Маиру
Лето — рукой за горло, лето — плащом на плечи,
Лето — шарфы с кистями вяжет Господь крючком,
Минуло вновь полгода, воском обмякли свечи.
Мария не замечает, что нынче всегда "при чем".

Мария пьет крепкий кофе, жару проклиная тихо,
И прячет, скрипя, подальше не-клетчатый теплый плед.
Мария почти довольна, закончились рецидивы.
Мария немного старше "влюблен-и-семнадцать-лет".

@темы: Рихито-сама, wtnv: guns don't kill people, возьми на кухне нож, разрежь меня на части

---

побег | не отпускай меня

– И когда ты собирался мне об этом сказать? – Тайлер смотрит исподлобья, немногим уступая Джеймсу в тяжести взгляда.
– Когда-нибудь, – цедит в ответ Джеймс. Руки в карманах джинсов, глаза устремлены куда-то в район плинтуса, на лице читается неудовольствие, граничащее с отвращением.
– Ты обещал, что такое не повторится, – Тайлер в двух вздохах от того, чтобы ударить кулаком об стену. Он едва заметно сдвигает брови, и одно это выдает огромное количество злобы, сгустившейся в нем.
– Бес попутал, – ухмыляется Джеймс за секунду до того, как получает пощечину.
Пока он пытается подобрать слова или хотя бы до конца осознать произошедшее, Тайлер со щелчком закрывает за собой дверь.

Джеймс любит сбегать; кажется, это одно из немногих занятий, приносящих ему удовольствие. Ему все время тесно и горько, постоянно душно и терпко. Он выходит из аудитории посреди пары; отворачивается посреди разговора; отлучается посреди обеда; посреди учебного года улетает в другой город.
А теперь вот попросту уходит. Отовсюду.
Тайлер даже не спешит, когда идет по коридору – он знает, что Джеймс не будет его догонять. Джеймс слишком самодостаточен для того, чтобы следовать за кем-то. Вот и сейчас, когда Тайлер было поверил в то, что у них все хорошо, и жизнь Джеймса, кажется, наладилась, он сбегает.
*
– Источники говорят, ты увольняешься, – пять минут назад Тайлер пришел к Джеймсу, чтобы лично задать ему этот вопрос. Чтобы убедиться в том, что все это неправда, потому что, ха-ха, ничего не существует, а источники ничего не доказывают.
– Так и есть, – ответил Джеймс совершенно спокойно, разве что поморщившись – он не слишком любит, когда с ним кто-то заговаривает первым.
– Мне сказал твой… друг.
У Джеймса есть друзья, хотя по нему и не скажешь. У Джеймса есть личная жизнь, хотя по нему и не скажешь. У Джеймса есть Тайлер – но, кажется, этого не скажет и сам Джеймс.
– Я не знал, как ты это воспримешь, – Джеймс неопределенно пожал плечами.
Тайлер тогда с неожиданной злостью подумал, что кто-то может знать о Джеймсе – его Джеймсе – больше, чем он сам. Кому-то Джеймс доверяет больше, чем ему.
Да что уж там. Джеймс кому-то доверяет. Ну надо же.
*
Тайлер слишком устал от всего этого, чтобы возвращаться к Джеймсу и просить его остаться. Тайлер слишком устал; он пережил исчезновение Джеймса, возвращение Джеймса, ссору с Джеймсом, примирение… Но Джеймс никак не может прекратить этот цирк. Джеймс слишком спонтанный и недоверчивый, а ведь Тайлер был уверен, что пересек границы, которые не позволено пересекать всем прочим. У него в мыслях не было слова «приручил», но, откровенно говоря, что-то подобное проскальзывало.
Видимо, он сильно переоценил себя. Или Джеймса.

Проблема не столько в увольнении – работа не единственное связующее звено, – сколько в привычке Джеймса не задумываться о других людях в своей жизни. К тому же, уходя с работы, он собирается разорвать все связи. Он всегда так – просто берет и исчезает. Сначала привязывает себя к чему-то, а потом оставляет разом, бросает.
Тайлер чувствует себя брошенным, и это, признаться, не лучшее ощущение в жизни.

Джеймс не приходит к нему вечером, и Тайлер думает, что пора ему привыкать к размеренному быту в одиночестве. В тишине читать рефераты, за ужином смотреть не только новости с приглушенным звуком, а перед сном читать книгу.
Это почти та жизнь, о которой когда-то мечтал Тайлер: любимая работа, никаких внешних раздражителей, масса свободного времени. Почти – потому что все-таки чего-то не хватает (сначала Тайлер говорит про себя: «кого-то», но быстро исправляется).
Он должен был хотя бы посоветоваться, – вместо того, чтобы читать рефераты, думает Тайлер.
Он должен был сказать об этом, – вместо того, чтобы смотреть телевизор за ужином, думает Тайлер.
Он должен был остаться со мной, – вместо того, чтобы читать книгу перед сном, думает Тайлер.

На следующее утро Джеймс как ни в чем не бывало приходит в университет; Тайлер проходит мимо него и по прочно укоренившейся привычке с легким кивком головы желает ему доброго утра. Джеймс усмехается как обычно, отвечает неясным бурчанием и уходит к себе, оставляя Тайлера со страшным вакуумом вокруг него.
День длится так медленно, и никак не хочет кончаться. Тайлер показывает на воображаемых картах воображаемые города, которых, возможно, никогда не существовало: как чувств Джеймса к нему, к примеру. Джеймс ждет его у выхода из аудитории, делая вид, что беседует со стеной.
– Не ожидал тебя здесь увидеть, – Тайлер выходит последним и прикрывает за собой дверь.
– Да и я обычно по-другому провожу свое время, – Джеймс поводит плечом и поднимает свой тяжелый взгляд на Тайлера. – Прости меня.
Тайлер не помнит, чтобы Джеймс хоть раз просил у него прощения. Он помнит, как Джеймс бежал за ним, а ветер едва не проходил его насквозь; помнит, как Джеймс лежал у него на коленях, настолько обессиленный, что мог только цитировать античную литературу; помнит, как Джеймс надевал свою любимую футболку на три размера больше положенного и на память читал ему стихи Сологуба, а в редких случаях – прозу Набокова. Но извинения – это было что-то новенькое.
– Куда угодно, только бы подальше отсюда, – Джеймс говорит так, будто первую половину речи успел рассказать стенду с информацией для студентов, и теперь продолжает начатое. – Я и так здесь задержался.
Да, думает Тайлер, еще бы: когда все его однокурсники разбежались, стоило им снять мантии с малиновой отделкой капюшонов, он остался здесь, со своим непропорционально большим шарфом чести и кисточкой отличия на квадратной шапочке.
– Я не… – Тайлер пока что не уверен, что имеет желание произносить это, но, в конце концов, пришедший к нему Джеймс – это больше, чем он мог ожидать. Он слишком любит Джеймса, чтобы не сказать этого. – Я не хочу, чтобы ты уходил, Джеймс.
Они молча идут по коридору до лестницы и обратно, словно что-то забыли в пустой аудитории.
– Пожалуйста, – Тайлер смотрит прямо перед собой, но локтем чувствует руку Джеймса, – останься.

Видит небо: он не хотел просить, он никогда ничего не требует от Джеймса. Но если сейчас не сделать этого… – Тайлер боится заканчивать эту мысль.
В конце концов, они взрослые люди, и каждый принимает такие решения, которые ему по душе. Джеймсу виднее, и он имеет полное право отказать.
Они снова оказываются в пустой аудитории и прикрывают дверь.
– Ты знаешь, – Джеймс задевает его кистью руки, – может быть, мне здесь даже нравится.
Тайлер поворачивает голову. Ладонь Джеймса ложится на его плечо.
– Я думал сегодня ночью о своем… – между ними повисает слово «побег», но вслух он произносит: – …увольнении.
– И что же ты надумал? – Тайлер чувствует, что его дыхание сбивается.
– Возможно, я был неправ.
Джеймс прижимается лбом к плечу Тайлера и выдыхает. Наверное, стоило бы его оттолкнуть; наверное, стоило бы его прогнать; наверное, стоило бы сказать, что к нему больше нет доверия; – но вместо всего этого Тайлер только прижимает к себе Джеймса так крепко, как только может.
– Не оставляй меня, – куда-то в небытие шепчет Тайлер.
– Не отпускай меня, – слышит он в ответ.

@темы: Рихито-сама, ангелы - всегда босые...

---

Название: post mortem
Автор: [J]Mikado Sartre, the Desperate Times journalist[/J]
Фандом: ОЧ
Размер: драббл, 704 слова
Персонажи: Санура,

спойлер

Категория: джен
Краткое содержание: Санура отвыкла просыпаться.

текст

@темы: сказка, ангелы - всегда босые..., Рихито-сама, Идем! Ты мой! Кровь - моя течет в твоих темных жилах

---

Я умножаю на бесконечность синий цвет, когда вдыхаю аромат лаванды и винограда. Душный воздух тяжелый и густой после грозы, трава немного примята. Пчелы, бессчетное множество которых роилось над бледно-фиолетовыми кустами, попрятались от тяжелых капель, и теперь поразительно громко без них. Нет ни жужжания, ни терпкого на слух гула, но и тишины, которая выражалась в этих монотонных звуках, тоже нет.
Небо не такое синее, как твои глаза.
Я чувствую ощущение утраченной красоты, и это застревает у меня в горле. Красота, которая была всеобъемлющей, ни с чем не сравнимой, огромнее света солнца. Она заслоняла собой свет солнца. Она ослепляла и точно так же не давала дышать, как ее отголосок. Сейчас видны звезды, когда темно – и нет звезд, когда небо затягивается тучами. Не осталось ничего того болезненного, ничего жестокого, ничего опустошающего, не осталось ни-че-го.
Летние ночи тяжелые и душные, пахнут они лавандой и виноградом. Когда идет дождь и сверкают молнии, иногда гаснут фонари – они тоже не могут дышать. Они задерживают дыхание и зажмуриваются, когда очередная молния пересекает небо из конца в конец, холодная и тонкая. Фонари светят как обычные лампы, желто-бело, прерывисто.
Когда я выхожу под дождь и вижу молнии, я вспоминаю твой голос и глаза, синее неба.
А если зажмуриться, то не останется ни-че-го.

@темы: Рихито-сама, ангелы - всегда босые...

---

Сегодня день рождения у одного очень важного человека.
Важного — для меня? Я уверен, что для целого света, ну или хотя бы для многих-многих человек.
Этот человек поддерживал меня тогда, когда все советовали бросить всё. Этот человек вдохновлял меня. Этот человек склеивал и сшивал лоскуты моей растерзанной души, заново вылепливал мое сердце и бережно собирал шаткую конструкцию воедино.
Этот человек прекрасен. Она — она прекрасна. Она светлее самого золотого полдня. Она талантлива, как мастера, как асы.
Как-то я сказал, что мы Антуан и Анни со счастливым финалом — и плевать, что это было почти не про нас. Про нас.
Нас.
Принцесса.
Вторая половина от львиного сердца.

Наша маленькая стая.

...Но если бы душа у него все же была, он мог бы отдать ее Лисе. Мог бы накинуть свою душу ей на плечи, защищая от ветра. Мог бы укутать душой ее шею, чтобы она не простудила горло. Мог бы.

*
Белые цветы напоминают одуванчики, а еще они похожи на хлопок, а еще похожи на крошечные воздушные шарики. Они будто бы вобрали в себя все тепло солнца. Кажется, что каждый стебель — это крошечный волшебный посох, который дарит миру день. И пока они есть, не страшна никакая тьма.
Лиса не боится тьмы, не боится темноты, она даже ждет наступления ночи. И все же Лиса предпочитает думать, что белые цветы похожи на снег, и что вот-вот наступит зима, и что дороги заметет снегом, совсем как эту клумбу. Пустыня вокруг желтее солнца и белее пены волн, и немного даже жжет глаза, как соленая морская вода.

Лиса знает, что существует такая красота, от которой дух захватывает, и ты не можешь вдохнуть, не можешь выдохнуть, и только застываешь, как лучшая статуя руки мастера. Но такая красота — ей говорят, такая красота в ней самой, и Лисе смешно трясет волосами, когда отказывается верить в очевидные свидетельства теплового удара.

Лиса не любит зонты, а любит небо, полосато-бесконечное и такое невероятно близкое. И облака распарывают его по швам, точно каким ножом. Плюшевое небо, сколько же в тебе таится облачной ваты, думает Лиса. Плюшевое небо, давай я возьму тебя как подарок на день рождения, обещаю, я не буду распарывать тебя, я буду любить тебя, я буду-буду-буду, — Лиса смеется — буду-буду играть с тобой и спать в обнимку.
Только представь, говорит Лиса, забраться под теплое одеяло, или под уютный плед, или под простыню, и спать в обнимку с небом, как с любимой игрушкой. Я очень бережная, добавляет Лиса.

Я верю тебе и это дарю плюшевое небо.
Дарю весь зимний снег.
Возьми этот небесный посох, он похож на снег, на пену волн, на облака, а еще на одуванчики и хлопок. Возьми.
Я бы подарил тебе всю красоту этого несовершенного мира, я бы выжал ее и создал заново, но не могу. Не могу, потому что вся она — красота — в тебе. Вся любовь этого мира — в тебе. Весь свет — в тебе. Весь свет — это ты.

Лиса смеется снова, собирает волосы и тут же хватает руками свой подарок. Небо умещается в ее ладонях, солнце похоже на веснушку, облака вьются браслетами вокруг ее запястий. Лиса знает, что и снег ее, и зимы теперь ее, и весь мир теперь ее.
Это огромное, всеобъемлющее чувство причастности к целому миру, чувство единения со всем светом, чувство нужности наполняет Лису, и она смеется от счастья. Она не обладает, она существует. И от этого дух захватывает, и она не может вдохнуть, не может выдохнуть, и только застывает, как лучшая статуя.

И я задыхаюсь вместе с тобой.
Ты — это целый мир.

@темы: Рихито-сама, ангелы - всегда босые...

---

Я сходил на концерт Placebo и решил принести немного этого чувства в дневник. Поэтому эти несколько слов — в вашу честь.

Placebo, Brian Molko — Meds на Яндекс.Музыке

Люби меня. Это прихоть.
Люби меня. Это приказ.
Люби меня. Это молитва.

Кевин молится улыбающемуся богу; он похож на кошку, гуляющую саму по себе; он похож на волны, раз за разом бьющиеся о скалы; он похож на бесконечную пустоту внутри еще более бесконечной пустоты.
Кевин, который портит новые рубашки и презентабельные пиджаки Диего; Кевин, у которого любовь к сигарам и аллергия на табак; Кевин, который знает, что Стрекс — это все; этот Кевин повторяет свою молитву раз за разом, и почти не верит в улыбающегося бога. Почти не верит в себя.
Кевин захлебывается своим одиночеством и смеется, когда видит Диего.

@темы: ангелы - всегда босые..., Рихито-сама, wtnv: guns don't kill people, обсессивно-компульсивное расстройство

---

На волосы дождь оседает каплями,
Точно терновый какой венец.
Мария зябко поводит крыльями,
Слушая крики чужих сердец,

Шепчет, будто ее все бросили:
«Отче наш, иже еси на небеси,
Спаси их всех, Господи,
Спаси.

Спаси же их, всех и каждого,
Не оставь во грехе, во зле, во лжи,
Чтобы было поменьше страшного,
Чтобы нашелся ловец во ржи

И поймал их всех. Будь ловцом.
Будь нашим светом и нашей тьмой,
Будь нам опорою и отцом,
Даруй им всем, я прошу, покой».

Мария склоняет голову:
«Прошу Тебя, милый, Господи,
Чтобы досталось поровну
Счастья на целый мир,

Чтобы поменьше плакали,
Прятались за дверьми,
Чтоб никогда не падали,
И оставались всегда людьми.

Чтобы каждый, Господи, слышишь,
Чтобы каждый нашел свое,
Чтобы никто не остался лишним,
Чтобы знал, для чего живет.

Не прошу тебя о награде.
Отче наш, иже еси на небеси,
Спаси их всех, обязательно.
Спаси».

@темы: Рихито-сама, возьми на кухне нож, разрежь меня на части

---

Интервенция

Тайлер всегда волнуется, когда Джеймс не берет трубку. Может быть, у него просто нет настроения, или он спит, или забыл телефон дома. Джеймс любит игнорировать людей, даже если это Тайлер. Но еще больше Джеймс любит пропадать из поля зрения и понемногу убивать себя.
Это не очень страшно, думает Тайлер, когда садится в шестой автобус за последние два часа. От Джеймса нет вестей уже четыре дня, и это было бы почти нормально, если бы Тайлер не знал его так хорошо. Завтра Джеймсу нужно прийти на работу, но его сознательность – не лучшая порука.

Дома у Джеймса Тайлер бывает очень редко; сам Джеймс, впрочем, тоже. Это маленькая квартира, которую можно пройти из конца в конец за шесть секунд, вся заставленная книгами и отжившей свой век техникой. На полках книги, на полу книги, у стен книги, они же и на столах – обеденном и письменном. Поверх книг телефоны, провода, внутренности каких-то таинственных механизмов. Джеймс не любит технику, не любит практически ничего, что не касается книг, и не любит свою квартиру – поэтому тоже.
Тайлер был здесь два часа назад, когда только решил непременно найти Джеймса. Внутри тихо, дверь заперта, окна занавешены. Сейчас он возвращается, потому что во всем городе не так много мест, куда может сбежать Джеймс, и все из них Тайлер уже обошел.
Это можно было бы назвать вторжением или даже интервенцией.

Тайлер знает, где Джеймс прячет ключ – наверное, поэтому и не достал его сразу. Вопрос доверия, вопрос готовности быть найденным, вопрос готовности быть пойманным.
Между стопками книг худого, без малого прозрачного Джеймса почти не видно. Тайлер отодвигает в стороны книги, раскрытые в начале, в конце, на середине. Страницы недовольно шуршат, но даже дрожащими руками и в судорожной спешке можно не помять их. Джеймс бы не хотел этого.
Джеймс бы не хотел, чтобы Тайлер видел его сейчас.

– Я волновался, – Тайлер придерживает Джемса, облокотившегося на него.
– А я нет, – звучит почти что грубо, если бы можно было на минуточку предположить, что у Джеймса остались силы на грубость.
– Неужели тебе настолько интересней общество Тцары, чем мое? – это даже не обида, но любопытство. Оно на вкус что слишком крепкий зеленый чай и слегка похрустывает, как шербет.
– Просто ты всегда слишком трезв, – Джеймс с усталым смешком отталкивает от себя «Говорить в одиночку».
– Ты мог бы даже брать с меня пример, – осторожно замечает Тайлер.
Домашняя обстановка не делает Джеймса ни добрее, ни радостнее. Он время от времени забывает дышать и злится на самообладание Тайлера. Хочется разбить ему лицо и порезать себе руки, чтобы он перестал быть таким спокойным и хотя бы раз в жизни проявил эмоции, с глухим раздражением думает Джеймс.
– Уходи. «Мне гнить на века и века, мириады веков! Эту боль, этот стыд на меня опрокинул блаженных богов новоявленный князь», – он исчерпывающе объясняет свое поведение. Эсхил, думает он, Эсхил – это далеко не выбор победителей.
Джеймс хочет и дальше лежать на полу в компании Тацита, Кафки и прочих мертвецов. Он чувствует себя мертвой птицей, и боится, что однажды Тайлер начнет набивать себе карманы камнями.
– В следующий раз позови меня на собрание общества мертвых поэтов, хорошо? – просит Тайлер, и в этой просьбе – его чувство вины, его тревога, его боязнь, его участие. Его необъятная любовь.

Он нарушает суверенитет.
В мире становится на одно независимое государство меньше
и на двух близких людей больше.

@темы: Рихито-сама, ангелы - всегда босые...

---

Издалека цветы кажутся почти красивыми. Вблизи они оказываются едва ли не обгрызенными неведомой недотыкомкой – до того облезлые.
Если зима отведена под каждодневные смерти, то весна – самое светлое время, когда жизнь чувствуется с каждым вздохом все острее.

Джеймс качает головой, хмурится, скорбно опускает глаза, но не может долго держаться – он слишком счастлив, чтобы злиться. Он слишком счастлив, чтобы видеть людей, выдерживать чужой негатив, отказываться от предложений.
Джеймс не может отказать и себе – в рассказах, в озвучивании мыслей, в язвительных замечаниях. Он улыбается и смеется, понимая, что ощущение счастья плещется внутри него, и никуда от этого не деться.
Джеймс говорит о том, что не хочет возвращаться в пустой дом. Это обреченность, поясняет он и вздыхает, но тут же снова начинает смеяться – он и не собирается домой.

Тайлер ждет его; каждый вечер, несмотря на то, что Джеймс освобождается все позже и позже. Джеймс проходит мимо несовершенных цветов к совершенному Тайлеру, и в этом заключается особая радость бытия.
Джеймс снимает куртку и остается в рубашке с коротким рукавом – ему больше незачем прятаться и не от кого убегать. Он доверяет Тайлеру настолько, что прикосновения не делают ему больно.
Тайлер знает это и кладет руку ему на плечо.

Когда Джеймс говорит, кажется, что ему не нужен собеседник. Тайлер добродушно смеется над его монологами, и они сами собой превращаются в диалоги. Джеймс недолюбливает общение, но раз за разом открывает для себя прелесть разговоров. И это тоже счастье.
У Тайлера уютно и всегда свежий чай в простых икеевских чашках. Джеймс любит останавливаться перед книжным шкафом и выбирать что-нибудь на почитать, любит большую кровать и мягкие подушки, любит устроиться поудобнее и, пока Тайлер занимается, звонить сестре. Джеймс обожает зачитывать выдержки из книг и слушать, как Тайлер по памяти продолжает отрывки. Этот быт входит в привычку, и постепенно Джеймс учится не срываться с места в панике, что вот-вот все обернется катастрофой.
Раньше Тайлер мог успокаивать его своим спокойствием, не приближаясь. Тогда Джеймс разбивался каждый раз, когда Тайлер подходил слишком близко. С каждым днем все ближе.
Ближе.
Ближе.
Ближе.
Однажды Тайлер обнял его, и больше Джеймс не боится.

Это почти идиллия – понятия сместились, и дорога домой превратилась в дорогу к Тайлеру. Все несовершенства Вселенной кажутся всего лишь аппликацией.
Джеймс желает Тайлеру спокойной ночи и знает, что больше не существует причин неспокойствия.

@темы: Рихито-сама, ангелы - всегда босые...

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Весна расправляет крылья, затекшую шею тянет,
Выгнется, будто кошка, только ее и гладь.
Медея в красивом шарфе и с лаки страйк в кармане,
В линзах за тьмой стекольной прячет счастливый взгляд.

Слова застывают в горле, холодом рек тревожат,
Руки прекрасно помнят тусклую сталь и лес.
Медея была в рубашке, в мурашках ее вся кожа,
Вокруг танцевал невидный сказочный мелкий бес.

Теперь же совсем иначе, не нужно гнезда из пледов,
Холод давно растаял, как предрассветный сон.
Медее покой не нужен. Тянется за сигаретой.
Весной наступает время, когда ты во всех влюблен.

Весна заполняет мысли, что тонешь в зеленом свете,
Будто сама природа тебя провожает в путь.
Медею толкает в спину сильный, но славный ветер.
Медея шагает прямо, но вдруг решит повернуть.

За каждым углом ждет счастье, ты только свернуть попробуй.
Зорко одно лишь сердце. Верь и шагай смелей.
Медея идет. Шаги же ей создают дорогу.
Сегодня Медея станет счастливейшей из людей.

@темы: Рихито-сама, возьми на кухне нож, разрежь меня на части

---

Всех скоро отпустит, и как обычно мы, два дебила... (Коняш)

ФЕСТ ИМЕНИ НЕСУЩЕСТВУЮЩИХ ФАНДОМОВ
Тур 1, он же последний

1.1. «Pilou enjoying a quick snack. Me being silly». #badbanana
1.2. Пилу хочет выйти на сцену с радужным символом. — «Какой же ты придурок, неужели не можешь признаться как-то потише».
1.3. Лисе Рённе застает за кулисами обнимающихся Николая и Пилу. #goodluck
1.4. Пилу очень старается на сцене походить на Николая. — «Я могу научить тебя и более интересным вещам».
1.5. Николая застает Пилу, пытающегося играть на фортепиано. — «Это просто», — кладет свои пальцы поверх пальцев Пилу.
1.6. Учить вместе английский по песням конкурсантов: «you're all alone, no shoulder wants you to lean on, you thought this world was too cold and you've made up a whole new world».
1.7. В преддверии финала ведущие отправились на совместный уикенд, но организаторы по ошибке забронировали только два номера. Один номер решено отдать Лисе, во втором поселяются Пилу и Николай. Тесниться на одной постели, тянуть одеяло на себя.
1.8. Ревность Пилу к журналистам-коллегам Николая, с которыми тот время от времени свободно общается вне сцены.
1.9. Болеть за разных участников. Саркастичные комментарии за кадром.
1.10. Пилить совместные луки в твиттер. «Слишком откровенно...» — «Публика любит нас!»

@темы: От чего умер твой последний раб?, Рихито-сама

---

В ночи догорающие остовы наших жизней еще пылали, а сейчас — уже тлеют.
В четыре ночи Коняш кричала: ВСТАНЬ И ПИШИ, — у меня не было выбора. (Выбора не было, зато телефон под рукой был.)
(А еще мы нашли твиттер Коппеля и снова сгорели.)

Йохан любит сидеть в четырех стенах, возиться с техникой и ездить на велосипеде. У Йохана небольшая кухня, аккуратные занавески на окнах и искусственные цветы на подоконнике. В шкафу Йохана много одинаковых свитеров, футболок и джинсов, так что он редко заморачивается с одежкой, кроме особых случаев. Йохан предпочитает пиво и большие скопления народа, где никто не будет вступать с ним в разговоры.

Николай любит находиться в центре внимания, травить анекдоты и читать в метро газеты. У Николая уютная гостиная с картинами на стенах, узорной салфеткой на столике и огромным телевизором. В шкафу Николая немного одежды, но вся она разная; он предпочитает гавайские рубашки, но гордится коллекцией галстуков. Николай недолюбливает необразованный сброд, который даже не может поддержать разговора о классической музыке, но все равно появляется на всех псевдоинтеллектуальных тусовках города.

- Выход через десять, девять, восемь…
Йохан почти совсем не нервничает, но взволнован присутствием Николая. Тот строит из себя невесть что, широко улыбается и в течение вечера время от времени интересуется, не поддел ли Йохан по привычке свитер под рубашку. За шесть секунд до выхода он тянется проверить, и Йохан бьет его по пальцам.
Николай совсем не выглядит расстроенным.
За две секунды до выхода он проводит рукой по своим чересчур длинным волосам и поправляет очки. Йохан старательно его игнорирует.

Слишком большая сцена для них обоих - приходится улыбаться шире, а руками размахивать сильнее, так что Йохан постоянно грозится сбить с Николая спесь. Этикет не позволяет Николаю отходить от коллеги, поэтому когда только они оказываются за сценой, он хватает его за руку и тянет на себя.
В суматохе закулисья никому нет дела до разборок ведущих - да и вне закулисья тоже, откровенно говоря.
- Пиджак помнешь, - предупреждает Йохан, не пытаясь вырвать руку во избежание провокаций.
- Со сцены не видно, - приглушенно смеется Николай. У него выходит почти язвительно, но недостаточно остро. Он не хочет обижать Йохана.
- Это не консерватория. Здесь камеры, - напоминает Йохан, не слишком обрадовавшийся подачке.
- А ты не чересчур щепетилен, парень с одним свитером? Костюмеры всегда подберут тебе что-нибудь, в конце концов.
Свободной рукой Йохан поправляет свою бабочку и, осторожно, заодно галстук Николая.
- Как бы тебе самому не понадобилась помощь костюмеров. Ты слишком небрежен.
Николай смеется уже громче и злее, отпуская руку Йохана.

- Выход через десять, девять, восемь…
Николай успевает взъерошить аккуратно уложенные волосы Йохана, прежде чем блистательно появиться на сцене, где он никому не нужен. Йохан успевает запомнить номер и адрес Николая и прячет смартфон в пакет с уложенным свитером.
Пакет стоит рядом со стулом, на спинке которого покоится цветастая рубашка. Собираться им вместе.
Ехать домой - тоже.

@темы: Рихито-сама, ангелы - всегда босые...

---

Творческое объединение «Две горящие жопы и Бальзак» представляет!

Удивительная история, полная отчаяния и боли, боли и отчаяния!
Страдания Синернист Инкорпорейтед!
*

очень длинная история о «Золотой бабочке», съемках, жизни режиссеров и прочем.

Несмотря ни на что, мы взяли второе место за режиссерскую работу, и это вин, потому что, ну, второ-, третье- и четверокурсники тоже снимали. А мы первокуры. И мы всех сделали.
Фишка в том, что первого места не было — оно должно было быть нашим, но вышел косяк со съемками, у нас откровенно нездешняя комната присутствует (старшаки сказали, что можно, а мы и поверили), а у остальных отснятый заранее материал не столь навязчивый. Поэтому нам дали только второе место, но а номинации мест было три — третье, второе и мы.

Антон Привольнов отметил отсутствие клише в нашей работе, ее глубину и осмысленность. Он сказал, что ему понравилось! Между прочим, не всем такое перепало.
Эвклид Кюрдзидис долго восхищался нашей работой с актерами и просто проделанной нами работой.
Вполне достойно для первокурсников~

Вот, собственно, и фильм, если кто вдруг действительно заинтересовался :з

@темы: Рихито-сама, РКТ: журавлик, приземлившийся на ладонь